Ябеда - Страница 6

К оглавлению

— С семи до девяти. У нас еще несколько часов, чтобы подготовиться к гормональной атаке, — смеется Сильвия.

— Ну, ей-богу! — фыркаю я не к месту громко и захлопываю рукой рот.

— Что за веселье? — С боку подходит рыжеволосый мужчина и подпихивает Сильвию локтем. — Не хочешь меня представить?

— Фрэнки, познакомьтесь с Эдамом. Эдам у нас — история.

— Это точно. Я живу в прошлом, — добродушно соглашается он.

Я различаю легкий акцент. Южно-африканский, что ли?

— Это небезопасно для здоровья, — шучу я, чтобы поддержать разговор.

— Фрэнки теперь — моя правая рука, — продолжает Сильвия. — Ей нужна работа с проживанием, а я, с тех пор как та девчонка меня подвела, осталась без помощницы. Из каких краев, вы говорите, приехали, Фрэнки?

— Из южных, — уклончиво отвечаю я, избегая заинтересованного взгляда Эдама.

Он высок, стоит в небрежной позе, словно опираясь на воображаемую стену. Чайная чашка на блюдце в его крупных ладонях выглядит игрушечной. Черные джинсы и полосатая рубашка навыпуск, растрепанный чуб свисает на загорелый лоб: скорее серфингист, чем учитель.

— Так, та-ак, — тянет он, и губы над выдающимся вперед подбородком ломает кривоватая ухмылка. — С юга. Как я, стало быть. Но вы, надо полагать, в заботах о девочках будете жить исключительно настоящим. — Он подносит чашку ко рту, не спуская с меня глаз. — Грохот музыки, Интернет, электронные игры, косметика, мальчики и слезы. Желаю удачи!

У него такие синие глаза, что больше ни на что не обращаешь внимания. Лишь потом я замечаю у него под мышкой ноутбук.

Сильвия уже отошла, с кем-то болтает.

— Расскажите о девочках. Какие они? — спрашиваю я у Эдама. Не молчать же как пень, а ничего другого в голову не приходит.

Эдам глазеет на мою щеку. Он открывает рот, снова закрывает, и так несколько раз подряд. Я заливаюсь краской.

— Они… да, в общем, неплохая компания, хотя есть и разбалованные, и трудные. — Он все пялится.

— Может, в семьях нелады? — Мне страшно неловко, я впиваюсь ногтями себе в бедро.

— Семьи слишком обеспеченные — так будет точнее. Вы поранились. — Эдам хмурится, а я дергаюсь, будто он сейчас притронется к моему лицу, и отступаю на шаг.

Директор звенит ложечкой по чашке, избавляя меня от необходимости отвечать. Однако Эдам и не думает отводить глаза.

— Пустяки. Просто ссадина, — шепчу я и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы послушать главу школы.

В нескольких словах директор наставляет нас, напоминает об ответственности перед ученицами Роклифф-Холла (в количестве трехсот пятидесяти семи человек) и предлагает вознести молитву за еще один благополучный учебный год. Все склоняют головы, а я нет. Я смаргиваю горячие слезы. Знаю по опыту: молитвы не помогают.

Девочки появились около семи — разноголосый гомон и горы вещей. Из маленького зарешеченного окошка своей комнаты я наблюдала за чередой автомобилей на подъездной аллее. От моего дыхания старое стекло запотело. Прибывшие в дорогих экипажах родители сдавали детей после долгого летнего общения в школу — и отправлялись восвояси, порой лишь небрежно махнув на прощанье рукой. А у меня сжималось горло.

— Сильвия, можно я быстренько позвоню? — Мы разводили девочек по спальням и помогали новеньким.

Она отпустила меня взмахом руки:

— Пулей!

Я полетела в глубь коридора, где раньше заметила телефон-автомат, мобильника у меня не было. Девчачий галдеж сюда почти не долетал. На стене под пластиковым козырьком красовались имена и телефоны вперемешку с рисунками, выполненными лаком для ногтей и белой мазилкой для исправления ошибок.

Я выудила из кармана пятьдесят пенсов, опустила в прорезь и несколько минут вслушивалась в длинные гудки, затем дала отбой. Монета выпала. Не вешая трубку, я набрала номер без денег, на всякий случай.

— Все в порядке, мисс Джерард?

Проходивший мимо директор замедлил шаг. В тусклом свете его лицо казалось вырезанным из куска старого дерева. Вздрогнув, я сунула монетку в карман.

— Да, спасибо.

Но он уже шагал дальше.

На следующее утро за завтраком Эдам садится рядом со мной, остальные места за длинным общим столом заняты. Кивком здоровается со мной и со всеми, открывает ноутбук и принимается барабанить по клавиатуре, периодически впиваясь зубами в намазанный джемом тост. Затем просит женщину, которую я пока не знаю, передать чайник.

— Ну, как прошла первая ночь? — Эдам отрывает взгляд от экрана. Похоже, думать, печатать, есть и говорить одновременно — дело для него нехитрое.

Остальные коллеги ограничились лаконичным «здравствуйте» в мой адрес.

— Будили всего четыре раза. Три раза — горючие слезы, один раз рвота. — Я делаю большой глоток кофе.

Тост застывает на полпути ко рту Эдама, историк кладет его на тарелку и минуту-другую стучит по клавишам. Что там у него на экране, мне не видно. Лучи солнца, проникая сквозь мозаичные окна, подсвечивают его волосы радужными бликами.

— Не повезло, — замечает он, будто и не было никакой паузы.

— Да ничего страшного, — уклончиво отзываюсь я. По правде говоря, я так и так вряд ли заснула бы.

— Ну-с. — Эдам захлопывает ноутбук, берет чашку и поворачивается ко мне. — Что вам приготовил первый день в Роклиффе?

Хоть бы уж звонок прозвенел и разогнал всех по классам. Однако его акцент почему-то не дает мне покоя, никак не могу распознать.

— Надо посмотреть, все ли вещи девочки распаковали. Потом кровати, грязная одежда, косметика, фантики, салфетки и прочий девчачий хлам. Еще нужно проверить, нет ли наркотиков, разобрать потерянные в прошлом году вещи, проконтролировать, чтобы все пообедали — у меня есть список малоежек. Затем собрание обслуживающего персонала по поводу стирки и…