— Преследуют, значит. — Он вдыхает запах табака и медленно, скептически качает головой.
Жест говорит сам за себя.
— Ей запрещено смотреть телевизор, — мямлю я, словно это каким-то образом оправдывает ее поведение. — Родители чересчур строги.
Как признаться, что я шпионила за ними той ночью?
Эдам резко поворачивается ко мне:
— Я не могу потерять работу!
В глазах у него смятение и страх. Причины у нас разные, но мы оба не хотим уезжать отсюда.
— Вряд ли вас уволят, — говорю я с большим, чем самой хотелось бы, сочувствием. Странно, но меня так и подмывает тронуть его за плечо, утешить, просто сойтись ближе. Конечно, я не даю волю своим желаниям. — Вы закурите наконец?
Эдам смотрит на сигарету.
— Не курю. — Он щелчком отправляет самокрутку за спину.
Оглянувшись, я обнаруживаю на полу между сиденьями с дюжину таких же отвергнутых.
— Это действительно все, что вам про нее известно? — Эдам протягивает руку к ключу зажигания. — Что ей запрещают смотреть телевизор и она считает, что ее преследуют?
— Да. — Это почти правда. Вышагивающий мимо ворот фазан, заметив нас, прибавляет ходу. — Мне жаль.
Эдам стоически кивает. Заводит мотор, лихо разворачивается и подъезжает к главным школьным воротам. Набирая код, он роняет:
— Я ее пальцем не трогал. Это чтоб вы знали. — Он смотрит прямо перед собой.
— Я вам верю, Эдам.
Пока мы катим по аллее, я прикидываю: что нужно, чтобы в это поверили все остальные?
Нина лежала в объятиях Мика, окутанная его теплом и запахом, и вспоминала прошлый вечер. Мик разогнал ее тревогу, которую уловил сразу, вернувшись из художественного салона. Несмотря на поджимающие сроки, он не пошел в мастерскую, а остался с женой. И ей стало легче. Они говорили обо всем — начиная с тех времен, когда еще не родилась Джози, и кончая тем, как распорядиться лишними деньгами, которые скоро должны получить за его работу. Мик предложил новую ванную, может быть, даже пристройку.
Потом он приготовил для них троих ужин, а когда к Джози заглянули подружки, взял для девчонок фильм напрокат. Все дочкины подружки в Мике души не чаяли, что, разумеется, приводило Джози в страшное смущение.
Нина приняла меры, чтоб до Джози четко дошло, что она не должна беспокоить отца никакими историями о полиции и ложной тревоге. У него и без того забот полон рот, он только разнервничается, и это не пойдет на пользу его творчеству.
— У папы сроки, — сказала Нина, убедившись, что Джози все поняла. — Наверное, я ошиблась, хотя, по правде говоря, это какая-то загадка.
Они даже посмеялись над этой историей.
Поздно вечером, спасаясь от девчачьих воплей и хохота в гостиной, Нина с Миком поднялись наверх, подальше от шума. Мик приготовил ей ванну, хотел сделать массаж, но Нина остановила его, притянула к себе, начала снимать одежду, обнимать.
Казалось, миг только прошел, когда она увидела, что между штор уже пробивается свет. Она ждала — вот сейчас вернется в сердце тревога последних дней. Нет, ничего. С рассветом все страхи рассеялись, кончились, как приступ лихорадки. Она потянулась, осторожно, чтобы не разбудить Мика. Вставать пора, а она все лежала, следя, как на часах одна минута, мигнув, сменяет другую.
«Когда-нибудь это должно было произойти», — думала Нина. Как запоздалая реакция или посттравматический стресс. Объяснить ее поведение с точки зрения стороннего наблюдателя — что Нина и пыталась сделать — было просто. Разгром в гримерной, неприятность с машиной, пропавшая одежда Джози, чья-то попытка открыть дверь — каждое событие можно расценить как случайность и каждое само по себе почти ничего не значит, но вот их сумма…
— Мне никто не угрожает, — еле слышно прошептала она.
Мик тихонько посапывал, досматривая последние утренние сны. Нина повернула голову и взглянула на мужа — у него подрагивали веки. Сегодня, решила Нина, она не станет думать ни о чем, что ее пугает, а просто сосредоточится на делах в «Чартерхаус Продакшнз», которых уже выше крыши. Надо работать, в конце концов.
Нина оторвалась от теплого мужнина плеча, спустила ноги на ковер и неслышными шагами голышом направилась под душ. В зеркале она увидела, как Мик, открыв глаза, с улыбкой провожает ее взглядом.
В ванной ее мысли обратились к работе. Нехорошо, что она взвалила на Тэсс практически все закупки. Надо будет позвать ее в гости, угостить обедом, а потом они решат, кто, что и когда будет делать. Ведь осталось чуть больше недели до дебюта «Хамелеона» на съемочной площадке студии «Пайнвуд». Для Нины это был серьезный прорыв. Споласкивая волосы, она мысленно отметила: не забыть проверить, как обстоят дела с их крупными заказами. Не хватает еще, чтобы в последнюю минуту что-то сорвалось.
— Доброе утро. — Нина с удивлением наблюдала, как дочка молча расправляется с завтраком, который она для нее приготовила час тому назад.
На часах почти одиннадцать, Нина уже успела с грехом пополам разобраться в счетах за прошлый месяц, позвонить в несколько разных контор, отправить е-мейл режиссеру будущей постановки в Викторианском театре, запечь лососину со спаржей для обеда с Тэсс и заказать по Интернету гель для фальшивых ожогов, которые ей придется изображать по ходу действия.
Джози ничего не сказала матери. Подхватила с тарелки размякший тост, махом осушила стакан апельсинового сока и метнулась к двери.
— И я тоже рада тебя видеть, душа моя. Ты, кажется, собиралась сегодня к Нат? (Имел место неопределенный кивок. Или показалось?) А когда вернешься? Мне за тобой заехать? (Кстати, и с Лорой повидалась бы, обсудила девчоночье увлечение Интернетом.)