Ябеда - Страница 30

Мик обнял Нину, прижал ее лицо к своей груди. Оба понимали, что он имеет в виду, как символична эта простая трапеза.

— Я туда и обратно, а ты пока дозванивайся, куда хотела. — Забыв про свой кофе, он уже тянулся за ключами от машины. — Двадцать минут — и я дома.

Если бы двадцать минут… Нередко Мик, забыв обо всем, пропадал в салоне часами — болтал с хозяином, не спеша, со вкусом выбирал кисти, пробовал на ощупь холсты, перебирал разные сорта бумаги и угольных карандашей, огрызки и обломки которых валялись потом по всей мастерской.

— Ладно, — неохотно сдалась Нина. Дальше настаивать было невозможно, и без того выставила себя истеричкой. — Только не задерживайся, пожалуйста.

Ничего не случится, пока Мика не будет. Надо только запереться на все замки и прикинуть, как связаться с единственным человеком на свете, который может дать дельный совет.

Мик выехал со двора. В считанные секунды дверь была заперта, окна закрыты, оконные запоры проверены и перепроверены. Сегодня никто больше не вломится.

Глава 18

Девочка обнажена. Лунный свет омывает юную кожу, окутывает покровом невинности и все же высвечивает каждый сантиметр ее тела. Тугие мышцы, мягкие холмики груди, тонкие и длинные руки и ноги, паутина струящихся по спине волос — мне видно все. Она танцует там, под деревом, под сенью его ветвей. Танцует не останавливаясь, словно так и будет вечно танцевать. Для него.

Я шла за ними. Какой-то звук разбудил меня. Была глубокая ночь, я подняла голову, живо села в кровати и сразу почувствовала: это она снова идет ко мне, крадется на цыпочках по коридору, вот сейчас постучит в дверь, бросится на одеяло, разрыдается, выскажет все, что у нее на душе. После той ночи, когда она вытащила меня из ванны, Кэти Фенуик еще несколько раз приходила ко мне. Имен, однако, не называла. С девочкой определенно было неладно, и мысли о ней отвлекали меня от собственных невзгод.

— Стой! — Приглушенная команда за дверью остановила девочку.

— Кто здесь? — испуганно взвизгнула Кэти. Кто-то проследил за ней.

Я выбралась из кровати и, прижав ухо к двери, услышала два голоса, один — Кэти, другой — мужской. Я застыла. Сейчас даже вдох выдал бы мое присутствие.

— Оставьте меня в покое. — Девичий голос был глух от слез.

— Кэти, это просто смешно, — сказал мужчина. — Давай поговорим.

Ее ответный всхлип прозвучал как стон попавшего в ловушку животного, которому уже не убежать от хищника. Опять слова, которых я не разобрала, плач, приглушенные звуки, скрип половиц под ногами, удаляющийся шепот. И все стихло.

Я схватила халат, сунула ноги в тапочки, отперла дверь и глянула на часы: двадцать пять минут четвертого. «Мне не спалось», «захотелось пить», «я услышала чьи-то голоса» — в голове крутились разные предлоги на случай, если застукают.

Что вело меня — запах страсти? Что направило мои шаги в цокольный этаж — следы, оставленные похотью, шлейф запретной любви? Двери нараспашку, обрывки слов… Я выскользнула из подвала. Потянуло свежим ночным воздухом, промытым, готовым к началу нового дня. Небрежно оставленная открытой дверь на улицу указывала, куда они пошли. Поплотнее запахнув халат, я нырнула в низкую готическую арку, выбралась по ступенькам наружу и успела заметить пару, тут же скрывшуюся за кустами.

Когда я вышла на опушку сосновой рощицы, когда, прислонившись к стволу, перевела дух, когда глаза привыкли к темноте, я увидела наготу Кэти и разглядела ее спутника. Опухшие темные глаза, остановившийся взгляд: Эдам Кингсли.

Кэти медленно кружится в танце, слезы льются по ее лицу.

— Вы этого хотели от меня?

Я зажимаю ладонью рот, сердце отбивает миллион безумных ударов в минуту. Этого не может быть! К горлу подступает то ли крик, то ли тошнота. Согнувшись пополам, я отступаю. «Ночь, темнота, — гудит у меня в голове. — И в ночном лесу плачет обнаженная девочка».

— Нет, Кэти. Ты не понимаешь.

Голоса Эдама не узнать, обстоятельства его преобразили. Непростые обстоятельства — ученица исполняет для своего учителя эротический танец в лунном свете. Эдам медленно вынимает руки из карманов куртки. Я смотрю не дыша, сердце отбивает собственный танец; я смотрю, как он начинает раздеваться.

Кэти протягивает к нему руки, всей своей юностью старается привлечь к себе. Непонятно, кто кого соблазняет. Я хватаюсь за шершавый ствол и, скорчившись в колючих зарослях, всматриваюсь в сплетение веток.

— О, Эдам, — вздыхает она, и слезы высыхают.

Обольстительная, нежная Кэти — истинное пиршество для глаз Эдама, который явно не знает, что ему делать. Ее ноги скрещены с напускной скромностью, острые плечики откинуты назад, и лунный свет белыми мазками ложится на ее кожу.

Эдам освободился от куртки. Я жду, что сейчас он начнет расстегивать рубашку, но нет — он приближается к Кэти, выставив пред собой куртку. Так матадор раскидывает свой плащ перед быком.

— Кэти… — бормочет Эдам.

Он охотник, а Кэти олененок. Хвойные иголки колют мне ноги.

— Мистер Кингсли!

«Мистер Кингсли». У нее с языка срывается не имя — фамилия учителя. Она уклоняется от куртки, трясет головой и приближается к нему сзади. Эдам круто оборачивается:

— Надень.

Я бы убежала, но нет возможности: одно мое движение — и в игре будет трое игроков. Кэти вплотную придвигается к учителю, прижимается губами к его губам и дарит ему поцелуй, который он не сможет забыть.

Я отворачиваюсь, не в силах смотреть. Зря я пошла за ними, это было ошибкой, но я должна была убедиться, что Кэти ничего не угрожает. Я не знала, что Эдам — тот, кто не дает ей проходу; понятия не имела, что у него на уме. А сейчас у меня ни малейшего представления о том, что же делать. И ведь проходила все это, казалось бы, должна была научиться уму-разуму.