Ябеда - Страница 104


К оглавлению

104

— История на грани фантастики, Фрэнки.

— Думаешь, я все сочинила?

— Вовсе нет. У тебя все на лице написано. — Эдам проводит пальцами но шраму на моей щеке.

В Бристоль мы попадаем в самый час пик. Кажется, век прошел с того дня, как я покинула город, в котором скрывалась целых двадцать лет. Я показываю Эдаму, куда свернуть, где срезать, чтобы объехать пробки, и вот мы уже в другой части города, направляемся к тому месту, которое я когда-то называла домом. Через сломанную печку в салон задувает холодный воздух.

Я смотрю на часы на приборной доске.

— В это время она уже встает. — Может, лучше отправиться к школе и подождать у ворот, а не устраивать переполох дома? — Эдам, не могу сообразить, как поступить. Я еще никогда не воскресала из мертвых.

— Правда? А послушать тебя, так ты в этом спец. Ну, куда едем?

— Домой. — Слово, которое некогда наполняло душу теплом, теперь леденит страхом. — Вряд ли она сейчас ходит в школу.

Мне вспоминается странный разговор в сети.

А еще, если Джози уже прочла мое последнее сообщение, стоит позвонить Лоре. Может, Джози уже у них. Я прошу у Эдама его мобильник и, набирая номер, готовлюсь подделать голос под девчоночий.

Несколько минут спустя я даю отбой, а у самой внутри все дрожит от звука Лориного голоса и от собственного обмана.

— Оказывается, они ее с неделю уже не видели. И это очень странно. Раньше она дневала и ночевала у Нат.

— Поедем сначала к твоему дому, а потом к школе. Идет?

Я киваю. Уже совсем близко. Пальцы немеют. От мыслей, что я скажу дочери, которую предала, голова идет кругом.

— Скорее!

Я закрываю глаза, и в темноте внезапно вспыхивает правда.

Глава 57

Целый сезон пропущен. Деревья стоят черными скелетами, словно после пожара. Палисадники, которые я помню в пышной зелени, увяли и засохли в предчувствии осени и зимы. Кое-где на крылечках еще болтаются корзинки с пожухлыми цветами, но только на фасаде моего дома — полный комплект мертвого летнего убранства.

— Ужасное зрелище. Поезжай вперед. — Я едва дышу от страха: вдруг кто-нибудь из соседей меня заметит. Спешно опустив солнечный козырек в машине, натягиваю шерстяную шапку Эдама ниже бровей.

У нас в саду будто табор ночевал. Кругом мусор. Шторы на всех окнах задернуты. Что происходит?

Эдам проезжает мимо дома номер восемнадцать и в конце улицы притормаживает, вопросительно поглядывая на меня: направо или налево?

— Можешь повернуть направо? Хочу еще раз глянуть.

Едем обратно. Замечаю одну соседку с малышом — держат путь на детскую площадку. Здесь мало что переменилось, жизнь идет своим чередом.

— Почему у дома такой вид, как будто здесь никто не живет?

— Может, они еще спят, Фрэнки. Остановиться здесь?

— Нет! Поезжай дальше, там магазины, можно встать, и никто не обратит внимания. А вернемся пешком.

Так и делаем. Выбравшись из машины, мы облокачиваемся на капот, из-под которого валит пар. Устала старушка.

— Я бы позвонил. — Эдам протягивает мне свой телефон.

Я набираю номер, но никто не отвечает.

— Наверное, уже ушли.

— Хочешь, я пойду и постучу в дверь? Меня ведь никто не знает.

Я готова расцеловать его, но не делаю этого. А Эдам меж тем уходит, но вскоре возвращается. На лице недоумение.

— Не могли они куда-нибудь уехать? Такое впечатление, что там давно никого нет. Почта на коврике, шесть бутылок молока под дверью. Я звонил, звонил. Хотел обойти кругом, но калитка заперта.

— Она просто тугая, — говорю я, и на память приходят разные домашние хитрости, известные только обитателям дома, — все то, что и делает его домом. — Я иду туда. — Решение принято. — Может, она там одна, или с ним, а может, ранена или…

— А может, ты перестанешь психовать? Если б было так худо, твой муж давным-давно вызвал бы полицию. — Эдам берет меня за руку, но я вырываюсь и пускаюсь бежать. — Погоди! — кричит он.

Поздно, я уже барабаню в собственную дверь. Сейчас за стеклом покажется лицо Джози. Повзрослела, должно быть, похудела…

Стучу, звоню — тишина. Эдам шагает к калитке и, поднажав, распахивает ее. Я, надрываясь, зову Джози, молясь, чтобы она меня услышала.

— Может, там посмотреть? — предлагает Эдам, кивая в глубину сада, на мастерскую Мика.

Вокруг деревянного строения трава по колено, крыша завалена сухой листвой.

— Это мастерская… — Я отчетливо вижу в окне лицо Мика. Прижав лицо к стеклу, он смотрит на меня, в глазах светится любовь. Так же внезапно видение исчезает — как краска, стертая с холста.

Я бросаюсь к хижине, приставляю ладони к окну. Ни души, только картины, картины повсюду. Запах краски пробивается даже сквозь деревянные стены.

Я оборачиваюсь к Эдаму:

— Никого. — Я тяну его прочь. — Нам туда нельзя. Да у меня и ключа нет.

Мик неизменно держал его при себе.

Спотыкаясь, пересекаю запущенную лужайку — сплошное месиво из сорняков, опавших листьев, мокрой земли, — взлетаю на террасу и припадаю по очереди к каждому из трех окон, ожидая чего угодно, кого угодно.

— Пусто. Настоящий кавардак — и ни души. — Я задыхаюсь не столько от беготни, сколько от полной неизвестности. — Да где же она?

Эдам берет меня за руку:

— Чего, собственно, ты опасаешься, Фрэнки?

Эдам здесь, не в Роклиффе, он на крыльце моего дома, и у него в руках ниточка к моему прошлому — и далекому, и недавнему.

— Сама не знаю… — Я путаюсь в словах, которые просятся на язык, но остаются невысказанными. — Это скверные люди, очень скверные. Нельзя допустить, чтобы моя дочь оказалась рядом хоть с кем-то из них. — Я смотрю на часы на запястье Эдама. — Даже если Джози и ходит в школу, сейчас она вряд ли там, еще слишком рано.

104